Девушка со знанием дела изучала полки с вином, завистливо рассматривая дорогое абхазское, несмотря на его происхождение, далекое чилийское, чужое испанское, набившее оскомину в синей бутылке, и пренебрежительное за восемьдесят шесть. 
Взгляд перешел на шампанское-растерялась еще больше. Про какое там говорил Принц? С какой-то круглой этикеткой сверху? Внезапно руки опередили мысли, потянувшись к бутылке с белой этикеткой... Брют! Не это ли удача!.. 
Кто-то слегка коснулся ее плеча. Обернулась. Случайно. Женщина. В советские времена носили искусственные шубы, похожие на мех, из которых можно было сделать десяток мягких леопардов. Десяток яиц, десяток леопардов... Сапоги очень дешевые, не старые, но идеально ухоженные. Нелепая шапка, радующаяся своему долголетию и здоровью.Вязанные перчатки, неприятного цвета, аккуратно заштопанные на большом пальце, и рука в этой перчатке быстро и ловко выхватывает из последнего ряда абхазское "Лыхны", со знанием дела, без эмоций, без сомнений! 
Дувушка улыбнулась, уважительно проводила леопардовую шубу, и взяла с полки любимое "Апсны", прихватив еще пару бутылок, подешевле, сухого Каберне... 
Неслушными от холода руками, она достала штопор, тот самый, его подарок, точнее не штопор, а карманный "швейцарский" нож, но штопор в нем еще ни разу не подводил. 
Из холщевой сумки была извлечена бутылка "Лыхны", хрустальный стакан и пакетик с сыром и грецкими орехами. Подмигнула Луне, висящей где-то ровно над рекой, и оглянувшись по сторонам, но не думая ни о чем, не вспоминая, не предвкушая и ничего не желая, залпом выпила вино...

Сна не было. Было только имя. Сто раз произнесенное, вычерченное в воздухе, написанное пальцем на подушке. Его имя. 
К имени надо привыкнуть как к новым джинсам: залезть во все карманы, застегнуть-расстегнуть несколько раз молнию, вывернуть на изнанку, рассмотреть швы и этикетку, затем вывернуть обратно и любовно погладить рукой. 
Имя это как новая еда, его надо обязательно пробовать на вкус, причем у каждого имени свой вкус. Например, Марк. Это точно сыр с плесенью, так как без вариантов, только сыр, который еще далеко не каждому нравится. Марк, Марик... Как же мама его в детстве называла? Бедная его девушка, наверняка придумала для него какого-нибудь "зайчика" или "котёнка". 
А вот, допустим, Владислав. Это какое-то сложное в приготовлении блюдо, состоящее из нескольких видов мяса, овощей, фруктов, которое сначала жарится, потом долго в духовке томится. Владислав, Владик, Влад, Слава. Последнее из сундука памяти в голове вытащило порванные на коленке белые льняные брюки, и саму разбитую коленку, к которой поговорка "до свадьбы заживет" уже не действовала, ибо свадьба была через неделю... 
Сережка это картошка. Или Лёшка картошка? Они оба - картошки. Пусть Сережка это жареная, а Лёшка - вареная в мундире. Все равно картошка, так как картошки много, она разная и разнообразная, но ее все равно много. 
Сергей, Серёга, Серёжа, Сережка, С... Дальше лучше не вспоминать, тут штанами с дырой не отделаешься, а то мокрая августовская лавочка на голову свалится, пара тяжелых рюкзаков с палатками, гитара, выльется цистерна гадкого растворимого кофе, обрушится чемодан стихов, а последней каплей будет красивый булыжник, привезенной в марте из Геленджика... 
Артём. Тёма, Артёмка, Артёма. Как-то совсем по-детски, а значит это молочная шоколадка с печеньем... 
Андрей...Нет только не это. Хватит воспоминаний. Стереть бы их всех, но не тут -то было. Уже из сундука заботливо выволочены наружу длинный шарф, круглый значок ЭйСиДиСи, августовские яблоки и кружевные трусики... 
Звонок заставил вздрогнуть. Как? Как его называть? Гоша! Гошка! Это же прекрасное имя для волнистого попугайчика, но никак не для него. Господи, почему Гоша, если полное его имя...

Как она мечтала, боже как она мечтала, чтобы в квартире по утрам стоял аромат свежесмолотого и свежесваренного кофе, обязательно в керамической джезве, с щепоткой соли, зернышками кардамона, и квадратиком горького шоколада. Три ложки сахара и никакого молока! И чашка с золотым рисунком, не маленькая кофейная фитюлька, и не кружка, а именно чашка, легкая, фарфоровая, с изогнутой ручкой, чтобы только тремя наманикюренными пальцами удерживать... (А остальные можно не маникюрить что ли?) 
А рядом с кофе сэндвич, нет, не сэндвич, а круассан, с расплавленным внутри себя камамбером, и кусочек горького шоколада. Не тот кусочек, тот первый, в кофе расстаял давно, а другой, но от той же плитки (например Линдт с красным перцем)... 
А, заглядывающее в окно солнце, красиво отражало бы цвет ее длинных волос, позволяя ей же самой ими любоваться, накручивая прядь на пальцах, и вдыхать запах, который они впитали за ночь, запах мужчины с которым она была... 
Алюминевая турка, наполненная водой, вывалилась из рук, расплескав по полу воду и кофе. Сидевший в углу кот бросился прочь. Она чертыхнулась, подскользнулась, упала, заплакала, но поборов отчаяние, засмеялась. Вытерла пол, насыпала вновь кофе из пачки, купленной в магазине, налила воды из под крана, поставилатурку на огонь... 
В квартире неистребимо воняло кошками. 

Ощущаю себя пустым граненым стаканом из "душной пельменной", давно потерявшим свою чистоту и прозрачность. Конечно, его торопливо моют руки посудомойки, но, если бы пришлось бы снимать отпечатки пальцев, ничего бы не вышло, так как не смываются отпечатки ни пальцев, ни губ людей. Разных, порой удивительных, потому что непонятно как их занесло в нашу пельменную.
Вот мальчишка шести лет, с папой пришел, пьет сок томатный...из меня.
А вот, наверное даже, невинная девушка, лет восемнадцати - для нее "три топора", она морщится, но допивает до конца, не сводя зеленых глаз со своего спутника, с загорелым, небритым очень мужественным лицом и с наколками на пальцах. Дурочка.
Вот две девчонки-студентки...заказали водку! Зачем им водка, если они дальше все равно идут в компанию выпивать?
Ого, в меня налили чай. Кому же он? А ну точно, здравствуйте профессор. Изменить можно напиткам, но месту встречи с ними - никогда! Хлебните тогда чайку за своё постоянство!
А это кто? Что-то знакомое...Так это тот мальчишка, который когда-то с папой приходил! Пиво. Жигулевское. Вот оно "поколение некст". Деточка, опомнись, одумайся! Забыл как два года отец пьяный замерз, заснув на детской площадке во дворе?
А это не забудешь никогда. Во мне ...кефир. Катенька, девочка моя, почему кефир, а не пиво на опохмел? Ты решила с нового года бросить пить? Значит я больше не увижу тебя здесь?
Ой, опять он. Как же я не люблю когда он приходит, требует пива, быстро выпивает, а потом наливает в меня это пойло из аптеки. Вымойте меня, скорей.
И все это бесконечно, суетливо. Руки, губы, слова, признания, истории, болезни, пошлость, грязь, снова грязь, невинность, непорочность. Опустошение. Ототрите меня с порошком до блеска, до голубизны стекла, и уберите в самый дальний угол шкафа, потому что, самое главное сейчас, это не разбиться на множество маленьких квадратных кусочков, как это обычно бывает с гранеными стаканами.

Вот прочитала:
"Если бы существовал независимый наблюдатель, фиксирующий всё и вся, то он бы уже на второй день сделал бы вполне однозначный вывод – любовь! ... А так как мы все окружены людьми заботливыми, которые ни за что о вас хорошо не подумают, то вывод был вполне однозначный – заболел. 
После третьего совета пойти полечиться Гошка чего-то похоже начал понимать… Точнее появился стимул об этом задуматься. И он плюнул на всё и поехал на дачу. На неделю. Чудесно зимой на даче. Народу никого и это главное. Дача это вообще панацея от многих душевных болезней..."
И сразу вылилось в грустное продолжение:
"Домик встретил его замороженным летом. Он сразу затопил печь, пытаясь хоть как-то вернуть тепло. Обошел комнатки. Смотрел на кровать и не понимал, как он мог в июле липнуть к простыням душной ночью, без сна. Поправил покосившуюся картину-пазл, с которой, от его прикосновения упала еще одна деталь, и несмотря на то, что несколько штук уже давно потерялись, он заботливо поднял ее и положил в вазочку на серванте. Взгляд упал на на так и не прочитанную книгу. Может сейчас отвлечься? Книга сразу раскрылась посередине, где как закладка лежала засохшая веточка полыни. О, Господи, она же пахнет летом! Понадобилось доли секунды, чтобы вспомнить, почему книга была заброшена, почему полынь... В то лето..."
А потом в более увлекательное:
"...Одна мысль о лете, накатила волной необъяснимой тоски. В то лето произошло то, что произошло.  
Ему  четырнадцать, и он отчаянно влюблен в шестнадцатилетнюю соседку, у которой уже есть округлые формы, но она не носит лифчика, и после речки снимает  прямо на берегу мокрый купальник, завернувшись в полотенце, а потом бесстыдно на мокрое тело натягивает майку и шорты. И все это почти у него на глазах.
Почему почти? Потому что он со своим велосипедом стоит в сторонке, но она-то его не видит. Наклонилась, застегивая ремешки сандалий. Он напрягся, ощутив прилив крови не только к голове, и даже продвинулся слегка вперед. Он же знал, что под шортами у нее нет трусов, никаких, только незагорелые попа, и треугольник тела спереди,  который в самом низу, наверное, уже покрыт нежными волосиками...
Представил как снимает эти шорты на сеновале...Хотя трудно представить то, с  чем еще не знаком. "Почему на сеновале? И где у них на даче сеновал? Может ей стог сена подойдет? Надеюсь там не будет иголок, а то как повалишь ее на этот стог сена, а там иголки, которые просто обязаны быть в стоге сена. И она уж точно должна быть в прекрасном белом платье, а не в шортах и мокрой майке. И он должен сначала долго и страстно ласкать ее губы, шею и ухо, шептать нежности, потому что грубости нельзя. Если он скажет ей, что он возьмет ее сейчас как cучку, то после таких слов, она обязательно должна дать ему пощечину и убежать. Поэтому надо шептать нежности, наподобие: "ты прекрасна, твои волосы пахнут полынью (стоп, вот оно что!), твоя нежная кожа сводит меня с ума, каждая частичка тебя...", и так далее. И она от таких слов обязана покраснеть, опустить глазки и простонать, а он накинуться на нее со страстным, но нежным поцелуем. А потом он заберется рукой под майку... Нет, какая майка, она же в белом платье! Точно -  платье, длинное, очень длинное, ей приходится постоянно приподнимать подол, чтобы не наступить на него. И на платье невообразимое количество шнурочков и перламутровых маленьких пуговиц, которые в таком состоянии невозможно расстегивать (да, мама была права, надо в детстве почаще мозаику собирать, чтобы моторику получше развить) Тогда, оставив пуговицы на потом, он пытается забраться под длинную юбку, конца которой не видно, но все-таки  получается. А там: панталоны! Атласные, с кружевом ручной работы! И… романтический момент  потерян!"
А по-другому ну никак не представлялось. Это же первый раз, а раз первый, то должно быть красиво и как в сказках, книжках...Он быстро замотал головой как собака отряхивающаяся  от воды. Какое платье, какие панталоны, какой сеновал! Отыметь бы ее сейчас, здесь у реки, или даже в реке, стащив с нее и майку и шорты, в сандалиях пусть остается, так и быть. (Эх, если бы еще знать как это "отыметь"). Он опять почувствовал возбуждение, и постарался дышать ровно, чтобы справится с ощущениями. А она застегнул свои сандалии, выпрямилась и обернулась, посмотрев прямо в ту сторону, где он стоял, и улыбнулась."

Что-то как-то романтично получилось, хотя не этого хотелось)